[NIC]Ivonne Saint-Hilaire[/NIC][AVA]http://savepic.org/6507078.gif[/AVA][STA]oh la la[/STA]Jacques Brel – La Valse À Mille Temps
Ивонн курила, облокотившись спиной на багажник машины, с дружелюбной насмешкой поглядывая периодически на помощника. Чем ближе на горизонте виднелся самолет, тем быстрее у Реми сдавали нервы. Первые признаки нервного расстройства Ивонн заметила у своего помощника, когда только объявила о своем желании немедленно отправиться в Лондон «отдохнуть». Ставить при этом в известность кого-либо из Министерства она не собиралась: у нее был законный отпуск, и мсье Министра никоим образом не касалось, где она собирается его провести. И если начальство, в общем-то, особо и не интересовалось местом назначения, то Тиссо, будучи мальчиком не по годам умным и сообразительным, крайне удивился выбору курорта.
Последние пару лет Великобритания не была у посла в фаворе.

Последние несколько лет с Великобританией вообще предпочитали особо не связываться. Война, развернувшаяся на островах, укреплению международных отношений не способствовала: англичане помощи не просили, а соседи предпочитали наблюдать, но не вмешиваться. Дипломатические миссии были сведены к минимуму и даже сейчас, когда пошел второй год мирной, казалось бы, жизни, страна только-только начала оправляться и восстанавливать былые связи. Ивонн желанием помогать в этом британскому правительству не горела, а потому от всех контактов с Лондоном отказалась. В конце концов, в этом мире были и более симпатичные страны.

Дамблдор появился как всегда неожиданно и, ничего напрямую не сказав, в свойственной ему манере, тонко намекнул на возможность того, о чем она и мечтать не смела.
Старый прохвост утверждал, что может вытащить из тюрьмы Энтони Блетчли.

От нее многого не требовалось – поручиться за бывшего главу Международного отдела, подтвердив, что действовал он не по своей воле. Со всеми формальностями и бюрократическими тонкостями, вплоть до написания прошения о пересмотре дела, директор обещал разобраться сам. И напоследок мимоходом бросил, что надеется, что ей удастся подобрать нужные слова. Оставался вопрос, можно ли сказанное воспринимать как карт-бланш на шантаж? Ивонн решила, что можно.

Ей показалось, что у Реми задергался глаз, когда она вручила ему два письма с просьбой отправить одно Райнеру Краузе, а второе Энтони Фишеру. Ему и ее одной хватало по самое не могу, а когда эти трое оказывались на одной территории, он начинал жалеть, что отказался идти по стопам отца-аврора.  В Аврорате хотя бы были отпускные, больничные и какая-никакая надежда на личную жизнь. А еще полное отсутствие интриг, сумасшедших идей и возможности загреметь в больницу с неврозом.

Самолет пошел на посадку, и Ивонн затушила сигарету, втоптав бычок носком сапога в асфальт. Фишер появился вовремя: поднимался ветер, и француженка чувствовала, что начинает замерзать. Самолет приземлился и начал опускаться трап. Засунув руки в карманы пальто, женщина двинулась по направлению к нему, как раз когда из проема показался американский посол.
- Salut, fumiste!*
Просияв и дружелюбно улыбнувшись, француженка подлетела к другу и звонко чмокнула его в щеку.

***

Идея пригласить их пожить то время, пока они будут в Британии, у нее дома, пришла в голову внезапно и в рамках шутки, но Тиссо так ужаснулся ее услышав, что Ивонн ни на секунду не задумалась об иных вариантах. Силой никого не держали, но она чувствовала необходимость позаботиться о комфорте коллег, раз уж она это заварила. Квартира была в достаточной степени большой, чтобы никто никому не мешал. Француженка вообще испытывала трепетную любовь к большим квартирам и грандиозным планам.

- Возможно, Райнер уже там, кстати, - бросив взгляд на часы на руке, сообщила она другу.
Краузе, в отличие от Тони, предпочитал не растрачивать время попусту и пользовался истинно магическими способами передвижения. Оставлять его ждать перед дверью, было крайне неуважительно, поэтому пришлось снять антиаппарационные, на случай, если он вздумает почтить их своим присутствием, пока они еще будут в аэропорту. Можно было оставить дома Реми, но женщина не была уверена, что Австрия его не съест на ужин. И не подавится ведь, хотя отравиться шансы были.

Отпустив Реми к себе и аппарировав в квартиру с Тони, Ивонн скинула пальто и прислушалась: из гостиной раздался тихий звон фарфоровой посуды. Усмехнувшись, француженка прошла в комнату почувствовав запах кофе.
- Рада, что ты так быстро освоился.
Райнер Краузе не утруждал себя необходимостью ждать, пока ему предложат что-либо. Он предпочитал сам брать все, что ему было нужно.

*fumiste - разгильдяй

Отредактировано Kalin Lagrange (2014-11-26 23:14:44)

Ивонн была очень любезна. Ее письмо хранило тонкий флер французских духов с легкими цветочными нотами, их аромат с первого мгновения вызывал желание бросить все и поехать в Париж. «Шарман, мадемуазель Сент-Илэр», – произнес Райнер, вскрывая конверт и разворачивая лист гербовой бумаги. Когда он пробежал глазами по строчкам, на его губах заиграла улыбка.

Письмо было приглашением, которого он ждал – приглашением, которое ему заботливо переправила из Вены Эльза. Эльза очень хотела поехать с ним, и потому Краузе взял с собой Джона. Нельзя их слишком баловать. Но немножко иногда можно. Джон тоже хотел поехать.

Ивонн поступила мудро, отправив ему это приглашение. Если бы он его не получил, то пришел бы сам – однако это была бы уже совсем другая история. Ведь он мог обидеться. Позвать Фишера и забыть о нем? Нет-нет-нет, госпожа французский посол не могла быть столь недальновидна.

Об Америке в ее послании не было ни строчки, но Райнер знал. Америка вечно сует свой нос в чужие дела. Фишер просто не сможет пройти мимо. Краузе его в этом не винил. Он вообще никого ни в чем не обвинял – при случае просто наказывал без предупреждения. Или иногда с предупреждением, если так ему казалось интереснее.

Вино принесли очень вовремя. Австрийский посол отсалютовал бокалом собственному отражению в оконном стекле. За окном лениво плескалась Темза и горел тусклым золотом подсветки британский парламент в вечернем лондонском тумане.

***
К моменту получения письма от Ивонн Райнер уже сутки находился по ту сторону Ла-Манша. Он не торопился ставить кого-либо в известность о своем визите. В конце концов, он прибыл сюда инкогнито, хотя и намеревался поучаствовать в некоторых событиях как официальное лицо. Последнее, как считал Краузе, не обязывало его отчитываться перед кем бы то ни было о своих действиях или планах. Конечно, министр магии Австрии еще мог бы попытаться призвать его к ответу, но он не стал бы этого делать: он не захотел бы лишний раз встречаться со своим послом, потому что боялся его, как огня. Больше, чем огня. Райнер до сих пор не занял место министра сам только потому, что этого не хотел – чем больше гласности, тем меньше свободы. Управлять министром было удобнее.

На этот раз он подумывал о том, чтобы управлять министром чужой страны. В сущности, не все ли равно? Маги везде одинаковы. Одно отличие Райнер, впрочем, все-таки находил: министром Британии была женщина. Он помнил, как три года назад поздравлял ее со вступлением в должность. Миллисент Бэгнольд смотрела без вызова, но с уверенностью, и ее глаза говорили: «Я вас съем». «А я – вас», – мысленно отвечал Райнер, улыбаясь широкой дружелюбной улыбкой, чудовищно контрастировавшей с темной неподвижностью во взгляде. Должно ли это произойти сейчас или нет, отчасти зависело от самой Бэгнольд.

Ее Краузе навестил первой – без предупреждения, без приглашения и без официоза. Он проник в ее дом, укрытый тьмой защитных чар, и встретил госпожу министра после тяжелого рабочего дня самолично приготовленным ужином. В схватке ее возмущения и его обаяния победило… любопытство. Они всего лишь разговаривали, но говорили долго. Их тет-а-тет напоминал американские горки: в нем были взлеты и падения. Потом Райнер ушел – просто ушел, ногами, через дверь, унося с собой две нити волос Бэгнольд – просто так, на всякий случай. Ужин, как бы там ни было, удался.

***
Умница-Джон разузнал о времени прилета Фишера, и к тому моменту как американский посол прибыл в апартаменты Сент-Илэр вместе с хозяйкой, Краузе успел завершить приготовления. Антиаппарационные чары были сняты еще до его появления – Ивонн ждала его визита. Райнер это оценил. Он даже не стал почти ничего менять внутри, в гостиной только появилось третье кресло и исчезло трюмо. Трюмо заслужило нерасположение Краузе попыткой подражания австрийскому стилю, а кресло все равно было необходимо. Срок действия заклинания трансфигурации в любой момент мог внезапно истечь, а Фишер – обнаружить себя сидящим на твердой мебели вместо мягкой. И, возможно, на открытой чернильнице. Райнер иногда чувствовал себя ребенком.

К ручкам кресел он привязал по воздушному шарику в виде сердца, как символ сердечной встречи. А чтобы она была еще и теплой, он приготовил тарелки. Лежащие на них сердца еще действительно не успели остыть. Помощники Бэгнольд не очень хотели умирать, но Райнеру было необходимо передать ей послание. Миллисенте он послал их головы, в красивых подарочных коробках, перевязанных красными лентами.

***
– Скучали? – требовательно спросил Краузе, ставя фарфоровую чашку на парное блюдце, которое он держал в левой руке. Он был сегодня очень щедр и сварил кофе на всех. Композиция выстроилась идеально: австрийский меланж, эстерхази и сердца на тарелках.
– Угощайтесь, – любезно пригласил Райнер. – Чувствуйте себя как дома.
Фишер в последнем уточнении не нуждался, в этом они были похожи. Еще меньше в нем нуждалась Ивонн, которая здесь и так была «дома».
– Я тоже рад тебя видеть, ma chérie, – откликнулся он на приветствие хозяйки.
Фишер вел себя, как Америка. И, конечно же, сел не в кресло, как делают цивилизованные люди, а на подлокотник дивана. Негодник.
– Меня зовут Райнер, солнышко, – лениво сказал Краузе, отпивая глоток кофе из тонкой фарфоровой чашки. – И я тебе ничего не должен. Как и Австрия.
Он поставил блюдце вместе с чашкой на низкий журнальный столик.
– Ты можешь ответить ему, Ивонн.
[NIC]Rainer Krause[/NIC][AVA]http://sa.uploads.ru/aicfm.jpg[/AVA][STA]honey, you should see me in a crown[/STA][SGN]Everybody loves me[/SGN]