[NIC]Alexander Bletchley[/NIC][AVA]http://sf.uploads.ru/3HUiJ.png[/AVA][STA]сын своего отца[/STA]
Тишина была какой-то неестественно давящей, напряжение в воздухе едва ли не искрило, оттеняемое на контрасте подчеркнуто мирной обстановкой оранжереи. Успокаивающая глаз зелень – родной цвет для всех Слизеринцев – сегодня отчего-то совершенно не успокаивала. Пауза, как показалось Александру, затягивалась, но стоило ему только занести ногу, чтобы сделать шаг, как мама заговорила – негромко, очень ровно и очень спокойно. От этого леденящего спокойствия кровь стыла в жилах, и это было только начало.
Она обернулась и взглянула на Алекса, а он посмотрел на нее. Никакого гнева или намека на агрессию, никаких явно выраженных эмоций в принципе – ничего такого он не увидел. Зато почувствовал. И в первое мгновение растерялся, потому что не понял, к чему здесь хвосторога, однако все стало на свои места очень быстро.
От слов матери у Александра все похолодело внутри. Он так и замер, едва сделав один-единственный шаг, да и то лишь потому, что в противном случае застыть пришлось бы на одной ноге, а это перспектива сомнительная – упасть можно. То, что он услышал, было чертовски унизительно, а тот факт, что эти фразы были обронены не кем-нибудь, а его родной матерью, усиливал эффект во сто крат. Мама знала его больные места, как никто: самолюбие Блетчли билось в агонии.
Алекс стиснул зубы так, что это, должно быть, стало видно. Сглотнул. Вспомнил, что унижение, в теории, еще никому не мешало дышать. Заставил себя разжать зубы и быстро прошел вперед, остановившись напротив матери так, чтобы они могли видеть друг друга, не имея необходимости совершать при этом лишние движения. Садиться ему не хотелось. Отношение Оливии Блетчли к его выбору он уже понял, и понял, что это будет не разговор, но битва – бой на чужом поле, в котором у него изначально не было шансов на победу. Более того, победа не принесла бы ему радости… но то же самое можно сказать и о поражении, и даже о процессе. Ощущение неправильности происходящего было пока еще слишком смутным, чтобы он сумел его распознать.
Алекс не думал, что все будет именно так. Он не знал, какой окажется реакция мамы на деле, но ждал чего-то другого. Пробиться же через этот ледяной тон, кажется, было невозможно, немыслимо даже пытаться. Однако Блетчли и в голову не пришло попробовать. Эта обескураживающая атака активировала единственный примитивный инстинкт – необходимость от нее отбиться. Проблема заключалась в том, что на оскорбление от матери он не мог ответить оскорблением. С отцом все-таки оказалось проще – он тогда швырялся в Алекса заклинаниями, а не словами. Отбиться от заклинаний – легко.
Крыть было, в сущности, нечем. Прозвучавшие вопросы ответов не предполагали. Александр чувствовал себя уязвленным, как, пожалуй, никогда еще до этого. Но он не собирался так просто сдаваться или отступать.
– Может, и стоило бы, – сдержанно заметил он, поневоле пытаясь подражать видимому спокойствию матери и проглатывая обидные слова, прозвучавшие в его адрес.
– Отец освободится не раньше, чем через несколько часов. Тебе лучше лечь, не дожидаясь его, – скупо предупредил Алекс. С его точки зрения, на этом разговор можно было завершить, потому что все и так уже ясно. Но он не надеялся на то, что сумеет отделаться так легко.