Приходилось признать - Николас Армстронг в кои-то веки оказался прав. Делать в пабе было совершенно нечего, Скорпиус давно свернул попытки отыскать в толпе хоть сколько-то симпатичные лица, способные скрасить его досуг, и ограничивался презрительными взглядами, холодной волной создававшими мертвую зону в радиусе метра. Впрочем, градус вокруг непрерывно повышался при помощи низкосортного пойла, и вскоре могли потребоваться новые барьеры. Неплохо подошел бы, например, Ла Реве, который обещал, что будет круто, и свалил, едва какой-то парень поинтересовался, не знает ли он, где достать чего-нибудь интересного. Скорпиус изначально скептически отнесся к заявлению, что друг идет сюда отдыхать, а не зарабатывать, но все же надеялся, что бизнесу будет посвящена некоторая часть, а не все время. Остальных он потерял в толпе рвущихся к, прости Мерлин, искусству, и когда волной неистовствующих фанатов его прибило к барной стойке, Малфой почел за благо тут и оставаться. Поначалу он еще слышал крики Лагранж, но спасение утопающих - дело рук самих утопающих, и Скорп предпочел пощадить свои голосовые связки.
Бар, определенно, был наиболее выгодной позицией, с фланга открывался отличный обзор сцены и, что немаловажно, здесь можно было сидеть, кроме того, высокий табурет компенсировал острую нехватку роста. Отразив косые взгляды официанток парой монет, Малфой пока еще игнорировал местный ассортимент и отмерял минуты до неизбежного глотками из собственной фляжки, объем которой, к его сожалению, был когда-то принесен в жертву изящности исполнения.
- Четыре пива, пожалуйста, - прозвучало неожиданно близко и чрезвычайно знакомо. Скорпиус выразительно посмотрел на Поттера, нарушившего границы его частной, на этот вечер, собственности, но гриффиндорца подвели не то неразвитое боковое зрение, не то притупившаяся за пять лет чувствительность к колким взглядам, и он прочно прилепился к стойке в ожидании своего пива. Размениваться на мелочи в духе "а ты не лопнешь?" было уже не по возрасту, так что слизеринец воспользовался раздражающей медлительностью барменши, чтобы невербальным заклинанием крепко связать шнурки гриффиндорца. Конечно, в таком шуме его не услышали бы, даже если бы он кричал непростительные во весь голос, но удовольствие увидеть растянувшегося Поттера было слишком велико, чтобы им рисковать.